Сколько вокруг чудесного понастроено,
Сколько душ разбито не сгоряча.
Бестелесые всюду воины
Агнца Божьего – палача.
Пусть дотронутся да и скуксятся,
Жадно сердце до бреши жить!
Пусть свободные жрицы пупсятся –
Надо нацию освежить.
Стихотворные произведения. Поэт 21 века. Поэзия 21 века. Современная поэзия.
Сколько вокруг чудесного понастроено,
Сколько душ разбито не сгоряча.
Бестелесые всюду воины
Агнца Божьего – палача.
Пусть дотронутся да и скуксятся,
Жадно сердце до бреши жить!
Пусть свободные жрицы пупсятся –
Надо нацию освежить.
.
Когда погост умоется слезами
Открытых окон и дыханием сентября,
Мы вспомним тех, кого уже нет с нами,
И молча побредём дорогой октября.
.
Когда раскается земля безбрежной вьюгой
И фонари сольются в мутный вальс,
Останется единственной подругой
Пустая вешалка и долгой жизни сказ.
.
А с первыми лучами вешней пыли
Откроется невольная душа,
И в ней все то, что заживо спалили,
Когда в руке последний лист шуршал.
Тебя вживил в мой разум
Сам Господь как электроклеща:
Пушки, площади, ноты, рассказы,
Велогонки, подкладка плаща –
Все от пуговицы до подворотни
Изымают меня вовне.
Дух открытий тяжелый и потный
Пригвоздил за мозги к стене.
А они стекают да радуются,
Сожалею, что ты не знал.
А ко мне по-прежнему сватаются,
И я не знаю, кто проиграл.
Мы с ним встретились в переходе.
Он был пьян.
Он наигрывал ритмы рока.
А я спасалась от грома на исходе
дня.
.
Кажется, он пел словами пророка.
Я ощутила,
Как ссыхалась земля.
.
Мы с ним взяли ещё немного.
Нам было можно.
Мы – у руля
Крейсера, брошенного под землёй,
Пели неистово. Пели истошно.
Шагали по клеткам
В отсутствии короля.
Тогда было странно.
Тогда было можно.
.
А потом резко режущее “Нельзя”.
И снова люди.
И мы не вместе.
Не у руля.
.
Нас по отдельности снова судят.
А я не знаю, была ли я.
Что ты глупо так улыбаешься,
Пучишь глаза шизофренические?
Ещё немного и распластаешься
В узоре плитки циклическом.
.
Ты поешь хвалебные песни:
Вся насквозь – уничижение.
Этим строятся Божьи вести?
Так ли алчет он унижения?
.
Я же в бешенстве и злорадстве:
Мой Бог – сарказник и дебошир,
Изгои – души в моем аббатстве,
Сама я – мечущийся Сатир.
.
Но глаза эти белесым поползнем
Мне отвратительны до нельзя;
До тошноты горький воздух ем
Под гул божественных лебезят.
Говорят, что я очень мудра,
Инфантильна и где-то сурова.
Я могу говорить до утра,
Забывая за словом слово.
.
И, наверное, как-то не так
Я склоняюсь пред Божьим портретом.
За что любят меня? Просто так.
Так же просто идут за советом.
.
И все кажется: кто-то не я
Громко топает по коридорам,
И все чьи-то те люди друзья.
Страшно верить Господним укорам.
.
Мне спуститься бы вниз с потолка,
Чтобы трогали и хохотали,
Пока суть моя где-то, легка,
Так же мечется по магистрали.
Давай же, дыши!
Редкой и звонкой
Оттепелью
Рви перепонки тех,
Кто недоволен ролью.
Избранный! Волей уставшей
Дыши!
Вот они мы
За фильтрами, масками
Пресыщением, яркими красками
Все застыли в прелестных почестях
Лишь остались нам имя и отчество
Да куда уж идти
Все прохожено
Переезжено
Всюду с толком простого прохожего
В жизнях смешаны
Поправляем мы губки и бантики
Глазки делаем восхищенные
Мы незрелые горе романтики
Слишком громкие
Искушённые
Все горят камыши над свинцовой водой,
Лепестки липко-желтых кувшинок
Жгут внутри все тобой. Лишь тобой.
Без прикрас, без богов, без ужимок.
Я хочу полетать, подняться над этим всем,
И где-то там в дискуссиях объяснять,
Где вымысел на листе.
Но сейчас то жжёт, то дует –
Что за сказочные ветра
На распутье рассудка и дури!
Неужели моя пора
Обрастать свежесказанным смыслом,
Отличать день и ночь от утра,
Все же здесь..?
Неужели за дерзость отчислят
Звуком праведным топора?
Мой мозг устал, он не находит рифм,
Сражается бесцельно и бесправно,
В отчаянии ищет ритм,
Пытаясь умолчать о главном.
Игра проклятых королей
Опутывает пыльной нитью
Ладьи, и пешек, и людей,
И погоняет мерно плетью.
Толпимся – каждый на коне,
Без права в шаге на ошибку;
Скажи, Великий, Высший, мне:
Когда придёт черёд твой зыбкий?
Ты облачен и в плоть, и в кровь,
К тебе идём с единой целью:
В твоей лишь власти дать нам кров,
Что есть нам каждому по вере.
Сними телесных пут обман,
Предстань как есть: хорош ли, мерзок,
Ты, истинный, что светом дан.
Иль трусишь ты, что вечно дерзок?
Тебя и в страхе я приму,
И в множестве имён и ликов.
Я, может, верю потому,
Что вижу истину средь бликов.
За каждой женщиной история любви,
А за мужчиной тень её распятий,
Кругом следы, следы, следы
И тишина умолкнувших проклятий.
Рука и сердце – все давно подвластно,
Но нечто приручить нам не дано:
Лишь то, что глубоко и страстно
Судьба вселила в нас веками до…
От дней живых до дней умерших
Предел души неисправим,
И линии небес, истершись,
Горят нам, странникам чудным.
И обиваем мы пороги
Забытых жён, чужих мужей,
Все отрекаясь от дороги,
Что веет воздухом свежей.
Оставьте при себе морали,
Идите чинно впереди,
Чтоб никогда вы не узнали
О том, как горестно в пути.
В пути обмана и надежды,
Лукавств и нежности чреды,
Нам остаётся миг безбрежный
Любви и те её черты,
Что не даны церковным узам,
Что не забудутся в игре.
Мы преклоним колени музам,
И сгинем в темном серебре.
Мой мудрый Бог давно призвал к ответу
Всех тех, кто досаждал или любил,
И ныне как не внять его советам,
Что вечностью и светом наделил?
Но я дерзка: невольно или вольно
Стремлюсь постичь его завет вперед,
Ищу я грань: не сделать Богу больно
И вместе с тем влечёт меня полёт.
Он нашёл меня сам
Там, в тумане и мгле,
Там, где смерть по часам
И все сущее тлен.
Он нашёл меня. Кто…?
Этот тихий бродяга в изношенной шляпе,
И его мне пальто –
Подвенечное платье.
Я не знала, что дождь,
Все тропинки и грязь,
Все, что не прижилось –
Все уйдёт, суетясь.
Под его грешным небом
Детским взором огня
Он надеждой как хлебом
Сам же кормит меня.
Я хранима покровом
Его мудрой души
В лазарете терновом
На коленах в тиши.
Я там, где дороги,
Сплетенны изгибом,
Безумные ноги
Найдут без ошибок,
Где горы звенят
В тишине полумглы,
Где плечи лежат
На груди всей земли.