Вырывайся наружу

Вырывайся наружу
Разъедай лавой брешь
Сожги неуёмного седовласого старца
Ты – бессердечен и свеж
Ты как голод у оборванца

Ешь

В полную силу жизнь
Она мироточит и ластится
Носи тело – беж
Избегай невеж

Жизнь – холёная шлюха-развратница

Не кори, не дели, не ищи явь
Не сплети узлов туже жил
Святых книг страницы не иструхлявь

Мир – копна ржавых пружин

Пей дурман и рассвет
Расплетай волосы за порог
Твой совершенен бег
Твой совершенен Бог

Южное небо приходит в наш мегаполис

Южное небо приходит в наш мегаполис,
Склоняясь паршивым загривком летнего зноя.
Мне бы бежать на Северный Полюс,
Чем захлебнуться безумным прибоем.
Я же увязла в тебе по пояс,
Исцеляясь гибельным зверобоем.

Светило – твоя июльская полночь
Крадётся за краденый горизонт,
Обними и упрямо морочь.
Пристанище гибельных анаконд
Опустело как рай – точь в точь
Так было, когда Ной выбросил свой зонт.

Тщетный блуждающий полдень –
Исцелённая мною явь,
Растрепав свои крылья в объятиях людей,
Возлюби. Не исправь.
Когда разыграется равными силами светотень –
Не лукавь.

Я наутро, пожалуй, опять принесу цветы,
Стряхивая сонный рой устоявшихся капель.
В их обличии яростной простоты
Так тихо шепчет Создатель:
«Я знаю: ему очень нужна ты.
Только силы ему не хватит»

Раз уж Мудрейший нас выкинул в это жерло

Раз уж Мудрейший нас выкинул в это жерло,
Ничего, смиримся.
Говорят, после этого все, что умерло,
Съединится.
Значит, там мы с тобой и увидимся,
На заре беспокойных и страждущих,
И коли позволит Мудрейший, не убоимся,
Наедимся несозревших и вяжущих,
Ещё каких-нибудь даже июньских…
Может быть, мне будет позволено
положить тебе голову на плечо,
Может быть, ты дождёшься меня там, на входе, где ещё не слишком горячо.
Всё несказанное расскажется;
Да, это я украдкой вдыхала запах твоего пиджака –
Одного на все времена,
Как будто могла ему как Богу покаяться в том, что бессовестно влюблена.

Посмотри, пожалуйста, со мной

Посмотри, пожалуйста, со мной
На эти гладкие скрижали.
Глоток, ещё, потом другой.
И с каждым мир всё в новой вертикали.

Давай расскажем друг другу страшное.
Как в детстве за шкафом с книгами.
Забудем, что значит “праздное”,
Мы взрослые, к черту игры,

Тенденции, бабки, коучи,
Дедлайны и бухгалтерию,
И офисные полуночи,
Дресс-кодовую мистерию,

Ужимки перед получкою,
Анализы, плановедение,
Наутро отвратную сучку,
Консольное поведение.

Когда до тошнот нажравшись,
Мы упадём в оскале,
Упорных мечт не дождавшись,
Забудем о пьедестале,

Забудь и что было с нами,
О страшном тогда, за шкафом.
Отправь мне весточку на ночь
Мысленным телеграфом.

Осмысленность и свет вдруг прорастут побегом

Осмысленность и свет вдруг прорастут побегом

Среди туманных дум и хладости очей,

Когда безвестный взор, овеянный рассветом,

Взорвет тирады солнечных свечей.

 

Когда дыхание вдруг станет ровным,

И вера восстановится из тлена,

Когда характер, судьбам непокорный,

Освободится, наконец, из плена,

 

И возгласят владыки древних душ,

Что смерть жива, и жизнь жива,

Тогда я в сонме древних кущ

Усну с той мыслью, что была права.

Как стыдно мне довольствоваться малым

Как стыдно мне довольствоваться малым,

Когда я своей силой небрегла,

Когда вдруг мановением руки усталой

Я всем свою душонку раздала.

 

Я веру и отчаянье познала,

И потому не исчерпаю впредь

Ни искренности чуткие анналы,

Ни боли острия тугую медь.

 

Вот ты – ты, что читаешь эти строки!

Ужель тебе не мерзок общий вид

Твоей полуистерзанной сороки,

Сомнений и страстей земных гибрид?

 

Ах, если бы и правда быть мне счастьем,

Достойным твоих дьявольских ресниц!

Не быть мне и иконой сладострастья,

Пред слабостей людей не падать ниц.

 

И если все же стать тебя достойной,

Себе упреков не приравнивать к греху,

Стать как листва: податливой, покойной

И превратиться разом в шелуху…

 

Чтоб на могильном камне начертали,

Что божия раба погребена.

И все согласно громко промолчали

О том, как тихо и безбожно я жила.

Я так живу, Побудь со мною.

Я так живу. Побудь со мною.

Сядь, выпей рома, закури.

Не стану я твоей женою,

Себе сей доли не зови.

Я плачу, я пою, я нимфа

Твоих кошмарных снов, твоих надежд,

Я – та, после которой тихи

Фейверки обличений всех невежд.

Я – та, после которой станешь

Всё проклинающим и всем дарящим свет.

Не отмыть мне рук от чернил и красок

Не отмыть мне рук от чернил и красок,

Не остыть под колокол асфальтных плясок,

Не пресытиться мне не созревшей рябиной,

Не перестать видеть вечность в чужих могилах.

 

Мне не суждено не видеть

в предательстве хрупкие спины,

Плечи, руки и ноги,

Шею, душу и жилы,

В каждом дне слишком длинном –

Продленную вечность,

В раскаленном сознанье –

Святую беспечность.

Холодное утро

Холодное утро.
И ветер уносит
Листву и мою охладевшую душу.
А в памяти смутно,
И сердце все просит,
Но разум решил, и я стала послушной.
Кому теперь игры?
Кому теперь бредни?
Все было, ушло, да все там и осталось.
Все те, кто был мудрым,
Кто знал, что в ответе,
Теперь где-то значимо встретили старость.
А ветер не слышал,
Как я ни кричала,
Рыдала,
Молила
И падала ниц.
Никто и не знает,
Как хОлодна нагость
Рифмованных строк
И горящих страниц.

Я перед вами

Я перед вами:
Растрепанная, играю в свои бравады,
Засыпаю, стихами
Мысли складывая в темноте.

И за окном с решетками… эстакады
И люди, люди, люди… не те.

Я играю в шахматы,
Машу шашкой:
Эй! Бросьте глубже меня, мертвецы!
Хоть молчите, хоть изъясняйтесь матом,
Богоугодные лизоблюды, святые отцы!

Я к вам за помощью – вы меня в дверь.
Что же, исповедь не угодила?
Вы же сами: кайся, люби, верь,
Я за этим к вам на поклон ходила!

Что же, в тлеющем смраде улиц,
Проституток и сторожей,
Киношедевров Кустуриц,
Музык Цоев, формул и виражей
Я согласна не знать пощады.
Только вот попрошу без лжи.

Я раскаиваюсь неуклюжей громадой
Разумных хромовых этажей.

Не о том я вою в ночь

Не о том я вою в ночь:
О гармонии да придурнях.
Я всего-то слепая дочь,
Прикорнула на чужих корнях.
.
Непринятая рядами ученых и алкоголиков,
Мошенников и моделей,
Дебильно работающая электроника –
Вот кто я в самом деле.
.
От меня лишь одни слова,
Да и мне в них немного прока.
Да и поздно уж грызть удила
И стращать всех своим пороком.
.
Вот. Притихла. Сижу. Дышу.
Если скажете лечь – я лягу.
Ни о чем не скажу. Ничего не прошу.
Выбрось лучше меня, бродягу.

Тебе здесь места нет

Страдалец,
Сын потуг и скорби!
Уйди!
Все в плесени клыки и морды
Судьбы.
Хоть на мгновенье дух уставший,
Невольный, мимо проходящий
Впусти,
Вдохни
И отравись!
Негоже в возрасте азартном
Вот так плестись.
Тебя задушат облака
И все, что выше гор.
Не станет Прежде, но пока
Ты сам себе лишь вор.
Не станет Греза потолком
Твоих душевных мук,
Все смешано:
И яд, и молоко,
И страсти, и вино,
И жесть заржавленных костей,
И мягкость нежных туш,
И смысл расплавленных мастей,
И ночи грязных душ.
Уйди!
Умри!
Страдальцам места нет.
Не отравляй и не гори.
Тебе
Здесь
Места
Нет

Давай научимся слышать душами

Давай научимся слышать душами.
Знаешь, разглядывая небо
С тобой, я – самая послушная.
Узнает кто – скажут, небыль.
.
Проведёшь меня тайными тропами,
От зверья и злословья храня;
Шелест стоп, беззаботными нотами
Оставляем вдали якоря.

Пусть всё отринется

Пусть всё отринется,
Оторвётся,
Всё, что нажито за
Минуты, секунды,
Часы и дни
Пусть все рассыпется,
Разобьётся,
Утонет в этом остывшем гляссе,
Пусть растягивается трикотаж
На локте
От мучительного подпирания
Высших идей
Пусть все вытошнит
Пусть заснется тебе сегодня скорей
.
Расскажи потом мне
Как это:
Мерзнуть в холодный рассвет
Под моросью свежих туч
Когда кожа встаёт на дыбы
В городе – почти беззвучном

Все отставить

Все отставить
Отслоить
Выбежать изнутри
Бог-врач-наставник
Истину искурил

Разрежать и вдыхать
Глянец, ветры, костры
Я – влюблённый засранец
Девственной чистоты
Я – холёное семя
Ранних громов и слез
Я – ревущее бремя
Новоистинных грёз
Я
Лежу и целую
Новых граней персты
Я не новый
Я тот же
Я отмерю версты
Все,
Что мне начертило
На ладонях давно
Безучастное чтиво
И немое кино